Неточные совпадения
Но река продолжала свой говор, и в этом говоре слышалось что-то искушающее, почти зловещее.
Казалось, эти звуки говорили:"Хитер, прохвост, твой
бред, но есть и другой
бред, который, пожалуй, похитрей твоего будет". Да; это был тоже
бред, или, лучше сказать, тут встали лицом к лицу два
бреда: один, созданный лично Угрюм-Бурчеевым, и другой, который врывался откуда-то со стороны и заявлял о совершенной своей независимости от первого.
Вид оживляли две бабы, которые, картинно подобравши платья и подтыкавшись со всех сторон,
брели по колени в пруде, влача за два деревянные кляча изорванный бредень, где видны были два запутавшиеся рака и блестела попавшаяся плотва; бабы,
казалось, были между собою в ссоре и за что-то перебранивались.
Странное дело:
казалось, он вдруг стал совершенно спокоен; не было ни полоумного
бреду, как давеча, ни панического страху, как во все последнее время.
Раскольников смотрел на все с глубоким удивлением и с тупым бессмысленным страхом. Он решился молчать и ждать: что будет дальше? «
Кажется, я не в
бреду, — думал он, —
кажется, это в самом деле…»
— Когда?.. — приостановился Раскольников, припоминая, — да дня за три до ее смерти я был у ней,
кажется. Впрочем, я ведь не выкупить теперь вещи иду, — подхватил он с какою-то торопливою и особенною заботой о вещах, — ведь у меня опять всего только рубль серебром… из-за этого вчерашнего проклятого
бреду!
К утру жар немного усилился,
показался легкий
бред.
— Ну, милейший, вы,
кажется,
бредите, — сказала Сомова, махнув на него рукою.
— Нет, и не может быть! — повторила она решительно. — Вы все преувеличиваете: простая любезность вам
кажется каким-то entrainement, [увлечением (фр.).] в обыкновенном внимании вы видите страсть и сами в каком-то
бреду. Вы выходите из роли кузена и друга — позвольте напомнить вам.
Он какой-то артист: все рисует, пишет, фантазирует на фортепиано (и очень мило),
бредит искусством, но,
кажется, как и мы, грешные, ничего не делает и чуть ли не всю жизнь проводит в том, что «поклоняется красоте», как он говорит: просто влюбчив по-нашему, как, помнишь, Дашенька Семечкина, которая была однажды заочно влюблена в испанского принца, увидевши портрет его в немецком календаре, и не пропускала никого, даже настройщика Киша.
Должно быть, я обеспамятел и,
кажется,
бредил.
Когда я уселся напротив него, то мне даже самому
показалось, что я, олицетворенный
бред и горячка, уселся напротив олицетворенной золотой середины и прозы.
О, опять повторю: да простят мне, что я привожу весь этот тогдашний хмельной
бред до последней строчки. Конечно, это только эссенция тогдашних мыслей, но, мне
кажется, я этими самыми словами и говорил. Я должен был привести их, потому что я сел писать, чтоб судить себя. А что же судить, как не это? Разве в жизни может быть что-нибудь серьезнее? Вино же не оправдывало. In vino veritas. [Истина в вине (лат.).]
— «Тем даже прекрасней оно, что тайна…» Это я запомню, эти слова. Вы ужасно неточно выражаетесь, но я понимаю… Меня поражает, что вы гораздо более знаете и понимаете, чем можете выразить; только вы как будто в
бреду… — вырвалось у меня, смотря на его лихорадочные глаза и на побледневшее лицо. Но он,
кажется, и не слышал моих слов.
Алеша рассказал ему об истерике и о том, что она,
кажется, теперь в беспамятстве и в
бреду.
Ни о чем подобном старик не смел даже мечтать, и ему начинало
казаться, что все это — какой-то радужный сон, фантасмагория,
бред наяву.
Хотя до окончания срока осталось еще более 10–15 лет, но она уже
бредит о материке и слышать не хочет про здешнее хозяйство, которое
кажется ей ничтожным, не стоящим внимания.
И изредка разве
покажется неуклюжая сеноплавка, которая движется еле-еле, иногда на ней темный, некрасивый парус, или каторжный
бредет по колена в воде и тащит за собою на веревке бревно, — вот и все картины.
— Еще две минуты, милый Иван Федорович, если позволишь, — с достоинством обернулась к своему супругу Лизавета Прокофьевна, — мне
кажется, он весь в лихорадке и просто
бредит; я в этом убеждена по его глазам; его так оставить нельзя. Лев Николаевич! мог бы он у тебя ночевать, чтоб его в Петербург не тащить сегодня? Cher prince, [Дорогой князь (фр.).] вы скучаете? — с чего-то обратилась она вдруг к князю Щ. — Поди сюда, Александра, поправь себе волосы, друг мой.
Домнушка так и не
показалась мужу. Солдат посидел еще в кухне, поговорил с Катрей и Антипом, а потом
побрел домой. Нюрочка с нетерпением дожидалась этого момента и побежала сейчас же к Домнушке, которая спряталась в передней за вешалку.
Одно мгновение мне
казалось, будто она в
бреду.
Все, что произошло потом, Сергей помнил смутно, точно в каком-то ужасном горячечном
бреду. Дверь подвала широко с грохотом распахнулась, и из нее выбежал дворник. В одном нижнем белье, босой, бородатый, бледный от яркого света луны, светившей прямо ему в лицо, он
показался Сергею великаном, разъяренным сказочным чудовищем.
И все эти хитрости военного устава: ловкость поворотов, лихость ружейных приемов, крепкая постановка ноги в маршировке, а вместе с ними все эти тактики и фортификации, на которые он убил девять лучших лет своей жизни, которые должны были наполнить и всю его остальную жизнь и которые еще так недавно
казались ему таким важным и мудрым делом, — все это вдруг представилось ему чем-то скучным, неестественным, выдуманным, чем-то бесцельным и праздным, порожденным всеобщим мировым самообманом, чем-то похожим на нелепый
бред.
Пришла опять весна, пошли ручьи с гор, взглянуло и в наши леса солнышко. Я, ваше благородие, больно это времечко люблю;
кажется, и не нарадуешься: везде капель, везде вода — везде, выходит, шум; в самом, то есть, пустом месте словно кто-нибудь тебе соприсутствует, а не один ты
бредешь, как зимой, например.
Стали расходиться. Каждый
побрел домой, унося с собою кто страх, кто печаль, кто злобу, кто разные надежды, кто просто хмель в голове. Слобода покрылась мраком, месяц зарождался за лесом. Страшен
казался темный дворец, с своими главами, теремками и гребнями. Он издали походил на чудовище, свернувшееся клубом и готовое вспрянуть. Одно незакрытое окно светилось, словно око чудовища. То была царская опочивальня. Там усердно молился царь.
Но вот иссякли и слезы. Умывши лицо, она без цели
побрела в столовую, но тут девицы осадили ее новыми жалобами, которые на этот раз
показались ей как-то особенно назойливыми.
С первого взгляда он мне
показался каким-то горячешным сном, как будто я лежал в лихорадке и мне все это приснилось в жару, в
бреду…
— Вы это к чему же говорите? — спросил больного смелым, одушевляющим голосом лекарь, которому
казалось, что Ахилла
бредит.
В ней много было простого и доброго, что нравилось Фоме, и часто она речами своими возбуждала у него жалость к себе: ему
казалось, что она не живет, а
бредит наяву.
Порой ему
казалось, что он сходит с ума от пьянства, — вот почему лезет ему в голову это страшное. Усилием воли он гасил эту картину, но, лишь только оставался один и был не очень пьян, — снова наполнялся
бредом, вновь изнемогал под тяжестью его. Желание свободы все росло и крепло в нем. Но вырваться из пут своего богатства он не мог.
В
бреду шли дни, наполненные страшными рассказами о яростном истреблении людей. Евсею
казалось, что дни эти ползут по земле, как чёрные, безглазые чудовища, разбухшие от крови, поглощённой ими, ползут, широко открыв огромные пасти, отравляя воздух душным, солёным запахом. Люди бегут и падают, кричат и плачут, мешая слёзы с кровью своей, а слепые чудовища уничтожают их, давят старых и молодых, женщин и детей. Их толкает вперёд на истребление жизни владыка её — страх, сильный, как течение широкой реки.
— Да, конечно, можно, — отвечала Анна Михайловна. Проводив Долинского до дверей, она вернулась и стала у окна. Через минуту на улице
показался Долинский. Он вышел на середину мостовой, сделал шаг и остановился в раздумье; потом перешагнул еще раз и опять остановился и вынул из кармана платок. Ветер рванул у него из рук этот платок и покатил его по улице. Долинский как бы не заметил этого и тихо
побрел далее. Анна Михайловна еще часа два ходила по своей комнате и говорила себе...
— Бог знает что тебе все приходит в голову! Нам просто
показалось, что ты
бредишь; мы не хотели тебя разбудить.
Взволнованная резвым танцем княжна предстала; ее спросили: она была согласна. Кто же был жених? Княгиня видела Функендорфа и не верила своим глазам. Ей
казалось, что ее обманывают разом все ее чувства, что все это не действительность, а какой-то нелепый сон, в котором и она
бредила и теперь
бредят все, спеша приносить свои поздравления ей, княжне и Функендорфу.
Несколько лет уже продолжался общий мир во всей Европе; торговля процветала, все народы
казались спокойными, и Россия, забывая понемногу прошедшие бедствия, начинала уже пользоваться плодами своих побед и неимоверных пожертвований; мы отдохнули, и русские полуфранцузы появились снова в обществах, снова начали
бредить Парижем и добиваться почетного названия — обезьян вертлявого народа, который продолжал кричать по-прежнему, что мы варвары, а французы первая нация в свете; вероятно, потому, что русские сами сожгли Москву, а Париж остался целым.
Так мне одно время
казалось в
бреду…
Тузенбах(очнувшись). Устал я, однако… Кирпичный завод… Это я не
брежу, а в самом деле скоро поеду на кирпичный завод, начну работать… Уже был разговор. (Ирине, нежно.) Вы такая бледная, прекрасная, обаятельная… Мне
кажется, ваша бледность проясняет темный воздух, как свет… Вы печальны, вы недовольны жизнью… О, поедемте со мной, поедемте работать вместе!..
— Я отдам! — говорила она себе, и ей в
бреду казалось, что она сидит возле какой-то больной и узнает в ней самое себя. — Я отдам. Было бы глупо думать, что я из-за денег… Я уеду и вышлю ему деньги из Петербурга. Сначала сто… потом сто… и потом — сто…
Через полчаса он крепко спал, а я сидел рядом с ним и смотрел на него. Во сне даже сильный человек
кажется беззащитным и беспомощным, — Шакро был жалок. Толстые губы, вместе с поднятыми бровями, делали его лицо детским, робко удивлённым. Дышал он ровно, спокойно, но иногда возился и
бредил, говоря просительно и торопливо по-грузински.
Наступило принужденное молчание. Со стороны прииска, по тропам и дорожкам,
брели старатели с кружками в руках; это был час приема золота в конторе. В числе других подошел, прихрамывая, старый Заяц, а немного погодя
показался и сам «губернатор». Федя встречал подходивших старателей самыми злобными взглядами и как-то забавно фукал носом, точно старый кот. Бучинского не было в конторе, и старатели расположились против крыльца живописными группами, по два и по три человека.
Но и вместе с тем все это было так странно, непонятно, дико,
казалось так невозможным, что действительно трудно было веру дать всему этому делу; господин Голядкин даже сам готов был признать все это несбыточным
бредом, мгновенным расстройством воображения, отемнением ума, если б, к счастию своему, не знал по горькому житейскому опыту, до чего иногда злоба может довести человека, до чего может иногда дойти ожесточенность врага, мстящего за честь и амбицию.
Входивший в комнату слуга несколько раз останавливался смотреть на меня; от частых оборотов у меня кружилась голова; минутами мне
казалось, что я в
бреду.
Идеальная супружеская чета, они горячо любили друг друга, были радушны, незлобивы и добры.]
бредут, — заговорил Мухоедов, когда на опушке леса
показалась сначала стройная фигура Александры Васильевны, а за ней длинная, слегка сгорбленная «остеология» Гаврилы Степаныча, как его называл Мухоедов; издали он сильно походил на журавля и как-то забавно шагал по густой траве, вытягивая вперед длинную шею и высоко поднимая ноги, точно он шел по воде.
Пробило три часа. Коврин потушил свечу и лег; долго лежал с закрытыми глазами, но уснуть не мог оттого, как
казалось ему, что в спальне было очень жарко и
бредила Таня. В половине пятого он опять зажег свечу и в это время увидел черного монаха, который сидел в кресле около постели.
— Не понимаю. Вчера ввечеру пошла было в сад и вдруг вернулась вне себя, перепуганная. Горничная за мной прибежала. Я прихожу, спрашиваю жену: что с тобой? Она ничего не отвечает и тут же слегла; ночью открылся
бред. В
бреду бог знает что говорила, вас поминала. Горничная мне сказала удивительную вещь: будто бы Верочке в саду ее мать покойница привиделась, будто бы ей
показалось, что она идет к ней навстречу, с раскрытыми руками.
Друзья мои, мне
кажется, я
бредил?
Мне очень дурно. Голова моя
Так кружится, а сердце то забьется,
То вдруг замрет…
Несколько раз сон,
казалось, опускался уже на мою разгоряченную голову, но в эти минуты, как будто нарочно, бродяга начинал ворочаться на лавке и тихо
бредил.
Прошло около часа. Зеленый огонь погас, и не стало видно теней. Луна уже стояла высоко над домом и освещала спящий сад, дорожки; георгины и розы в цветнике перед домом были отчетливо видны и
казались все одного цвета. Становилось очень холодно. Я вышел из сада, подобрал на дороге свое пальто и не спеша
побрел домой.
Я знал эту тяжелую прозу почти наизусть, и хотя все хвалили меня, но мне
казалось, что дядя лучше, проще, вернее моего выражает тоскливый
бред полупомешанного поэта.
Кажется, никогда в жизни, даже в
бреду, они не сказали столько несправедливого, жестокого и нелепого.
И вот, — как это ни смешно вам
покажется, — выйдя из уборной, мы заблудились в коридоре. Отворяем одну дверь — уборная, отворяем другую — контора цирка, третья — опять чья-то уборная. Темно,
бредем почти ощупью, очень весело настроены и, повторяю, оба пьяны.